Спецподразделение Чистки - Страница 57

...

«Дорогой мой Ежонок…»

Мое сердце затрепетало, когда я прочитал эти строки. Катарина всегда звала меня Ежонком за мою короткую торчащую прическу и выпирающую из подбородка неуемную колючую щетину.

...

Дорогой мой Ежонок,

- вновь прочитал я и, тяжело вздохнув, продолжил:

...

«Ты не представляешь, как я по тебе скучаю. Иногда вою по ночам оттого, что не могу зарыться тебе под мышку и уснуть там. Каждую ночь я обнимаю подушку, и каждый раз ты мне снишься. Такой хмурый, как обычно, и чрезвычайно серьезный. И как мне тяжело просыпаться после этих снов. Извини, что не предупредила тебя об отъезде. Он случился для меня так же неожиданно, как, наверное, и для тебя. Отец сделал все очень быстро…

После того как ты в очередной раз сломал кости двум его «сундукам», он сильно рассердился. Он попробовал надавить на городской Совет и даже на Совет Конфедерации, но оказалось, что тобой очень дорожат в вашей Чистке. Отцу так и сказали, что повод слишком незначителен, чтобы привлекать тебя к ответственности. И тогда он просто обезумел. За два дня отец распродал все свое имущество и записался колонистом на Tecepy…»

Тесеру!!! Я подпрыгнул на кровати. Значит, Ката теперь на Тесере — или на «ЗА» системы СТ. 12.17, как она звучит на официальном языке Чистки. Это совсем рядом, всего восемь дней полета! Два года назад я проводил на этой планете небольшую чистку. Тесера!.. Да, эта планета годилась для отца Каты. С его-то размахом и деньгами. Не удивительно будет, если в следующем году он станет там губернатором. Тесера одна из облюбованных колонистами планет. Природа там девственная и после чистки совсем не опасная. Отбросив в сторону все мысли, я вновь взялся за письмо.

...

«Он увез меня с собой насильно и вновь приставил двух «сундуков». Отец по-прежнему считает меня маленькой взбалмошной девчонкой. Смешно, ведь мне уже двадцать один! Но я убегу от него, вот увидишь, убегу. Только нужно дождаться транспортного звездолета. Ну мне пора, в дверь стучат «сундуки». Не помню, какое сейчас число. На этой планете время идет очень медленно. И я запуталась.

До встречи, любимый, мой самый смелый и колючий Ежонок! Крепко целую и кусаю тебя, угрюмушка!!! И плачу… И скучаю…»

Я закрыл письмо и уставился в потолок. Голова кружилась, словно от изрядной порции спиртного, а в мозгу одна за другой крутились шальные мысли.

Хотелось бросить все, сесть на ближайший транспортный звездолет и улететь на Тесеру. Возможно, кто-нибудь посчитает меня излишне сентиментальным, но я готов был жениться на Катарине хоть сию минуту. Но… Контракт с Чисткой не позволял мне этого. Мы могли иметь семью только после выхода на пенсию. А до этого мне оставалось еще десять долгих лет. И я совсем не был уверен, что Ката станет столько ждать. В любом случае мне ничего другого не оставалось.

Стук в дверь прозвучал для меня словно зов из другого измерения.

Возвращение из мира иллюзий было неприятным и тягостным. Я оторвал свой взгляд от потолка, где мое воображение создало образ Каты, сел и быстро сунул письмо во внутренний карман. Но идти открывать дверь мне по-прежнему не хотелось. Там не было Каты, и, значит, там была лишь одна пустота.

Стук в дверь повторился с раздражающей настойчивостью. Я поморщился и встал, недовольный тем, что меня вынуждают делать что-то против своей воли. И уж тому, кто находился за дверью, не стоило быть таким упрямым. Я собирался выплеснуть на него все свое мерзостное настроение. Мерзостное оттого, что Каты нет рядом и что нельзя вколоть себе какой-нибудь откидной наркотик, чтобы забыться на десять долгих лет. До того самого момента, когда в моей жизни уже не будет места ни Чистке, ни одиночеству. Я всем сердцем жаждал этого… и боялся. Все же Чистка была частью меня самого… Даже нет, больше. Не знаю, как лучше это объяснить… Наверное, так чувствуют себя сиамский близнецы. Им неприятно быть вместе и страшно разделяться. Так и я с Чисткой. Нас объединяет одна общая субстанция. Такая липкая, красная и неприятно пахнущая, как кровь.

Мы нераздельны — не в физическом, а в духовном смысле. И я не сомневался, что после выхода на пенсию мой разум не сможет принять дарованную ему свободу. И Чистка будет преследовать меня до конца дней.

За дверью оказался лейтенант Волат — пьяный настолько, насколько вообще может быть пьяным человек, чтобы суметь еще устоять на ногах. На такого выплесни хоть какое дурное настроение, а он и не почувствует. Поэтому я промолчал, когда Волат, держась за стену, ввалился в мою комнату. Он как-то непонятно улыбнулся из-под сощуренных глаз и, пройдя к моей кровати, стремительно сел на нее, словно ему в один миг отрубили ноги.

— Ты пойми меня, — несвязно пробормотал лейтенант, — она обозвала нас мясниками… Эта потаскушка… Представляешь, начиталась грязных газетенок, которые вдруг набросились на Чистку… А ведь почему набросились-то? Сами хотят дергать за веревочки, вот и плюют во все стороны, авось куда попадут… А эта дура… меня… да мясником, представляешь? А газетенка-то самая распаршивенькая… Я даже и не слышал о ней раньше. Как ее?.. «Наш крест» — во!

Ты пойми меня, я к ней со всей душой, а она обозвала нас мясниками… Эта потаскушка… Представляешь, какой-то грязной газетенки начиталась и нас мясниками… А газетенка-то самая распаршивенькая… Как ее?.. «Наш крест» — во! Волат поднял вверх указательный палец. Я посмотрел на этот непонятно что обозначающий знак, а затем вновь перевел взгляд на лейтенанта. Он уже собирался на следующий круг. Нужно было срочно что-нибудь сказать.